«Вам не место в университете». Белорус 15 лет назад ушел из БГУ и сейчас изучает бозон Хиггса в Германии

За плечами Алексея Качановича — два белорусских вуза, учебные заведения в Польше и Германии. Около 15 лет назад из-за давления со стороны руководства он забрал документы из БГУ — и после этого сделал отличную карьеру: защитил PhD-диссертацию и сейчас трудится в Технологическом институте Карлсруэ — старейшем техническом высшем учебном заведение в Германии. Как так вышло — он рассказал 42.TUT.BY.

Как популярный журнал про физику определил выбор работы ученого

Алексей Качанович родился в 1983 году в Столбцах, но детство и подростковые годы прошли частично в Минске и частично — в Барани, городе в Оршанском районе. Сомнений в выборе будущей профессии у парня, как он сам говорит, не было. В детстве на Алексея произвели большое впечатление глянцевый журнал о компьютерах и «Энциклопедия юного физика».

— Шли первые годы независимости Беларуси. Моей маме кто-то из коллег привез научно-популярный журнал про компьютеры и физику. В те времена подавляющее большинство отечественных периодических изданий выглядело очень неприглядно — их печатали на газетной бумаге практически без картинок. А этот — цветной, современный, с отличными иллюстрациями, — вспоминает Алексей. — Там было изображение детектора элементарных частиц, но журнал был на английском, а я тогда ходил в начальную школу. Мне было так интересно узнать, о чем там написано, что я даже пытался его переводить. Тогда я понял, как должна выглядеть физика.

Начал постоянно задавать родителям вопросы, и отец купил мне «Энциклопедию юного физика» — книгу для детей с картинками, где сложные вещи объясняются простыми словами. Я прочитал ее несколько раз от корки до корки — это было еще до того, как мы начали проходить физику в школе.

Но когда начался этот предмет, я его страшно невзлюбил. Всегда считал, что настоящая физика — другая, а все, что нам дают в школе — как-то странно, скучно и не нужно. Мне было всегда любопытно устройство мира: из чего состоит материя и другие вопросы. Но нам не рассказывали про интересные явления — много времени уделялось таким ненужным вещам, как оформление задач. Мы заучивали какие-то формулы, которые, по большому счету, ничего не значили, иногда показывали самые тривиальные эксперименты.

Но я не разочаровался в физике. В университетах она предстала именно такой, какой представлялась мне в детстве.

Почему Алексей отчислился (здесь замешаны его политические взгляды)

Алексей Качанович рядом с ускорителем в DESY — самом большом в Германии исследовательском центре по физике частиц, Гамбург, Германия. Фото: из личного архива Алексея Качановича

После десятого класса Алексей поступил в Минский государственный высший радиотехнический колледж (сейчас — Минский радиотехнический колледж). Но на третьем курсе «понял, что нормального образования в области радиотехники в Беларуси не получить», и забрал оттуда документы.

— Программа обучения была не актуальна и отставала от реальности лет на двадцать, — говорит физик. — Некоторые преподаватели были просто некомпетентны и на любой вопрос отвечали: «Тебе этого не надо знать. Выучи то, что тебе дают». Оценивали не на основе реальных знаний, а по лояльности человека к ним. Родители настояли на том, чтобы я продолжал учиться, но уже на втором курсе я едва находил силы появляться на занятиях.

На третьем курсе у меня была проблема с жильем и сложная обстановка в семье. Все это сильно давило на меня, было тяжелое моральное состояние. Я перестал ходить на занятия и во втором семестре отчислился. Жалею, что не нашел сил настоять на своем, и не ушел после первого курса. От многих «навыков» которые там приобрел, пришлось избавляться долгие годы. На то, чтобы вернуть интерес к электронике и компьютерам, тоже понадобилось время.

После этого молодой человек ненадолго вернулся в среднюю школу, закончил ее экстерном и поступил на физический факультет БГУ. Правда, пробыл там меньше двух лет.

— В сентябре 2003 года, почти сразу после поступления в вуз, я попал в аварию. В общей сложности провел в больнице около восьми месяцев, поэтому со следующего учебного года начал первый курс заново.

Алексей утверждает, что практически сразу его и некоторых других студентов «начали прессовать из-за политики». Физик добавляет, что до сих пор точно не понимает, как именно «выявляли неблагонадежных.

— Мы на тот момент жили в общежитии БГУ в «Роще» (студенческий городок на улице Курчатова в Минске — прим.TUT.BY). У нас был форум, мы там многое обсуждали, в том числе и политические вопросы. А в 2003 году как раз прошли местные выборы, и, наверное, кому-то не нравилось, что студенты участвуют в политических дискуссиях. Но конкретно взялись за нас после референдума 2004 года.

В «Роще» было достаточно легко узнать реальные результаты голосования, потому что на избирательном участке было только две общаги. Можно было просто обойти людей и спросить, как они проголосовали. Это мы и сделали, и результаты опроса существенно отличались от официальных.

Алексей уверяет: после этого его и еще нескольких человек вызвали в студгородок и там заявили, что «такие люди университету не нужны».

— Среди нас был парень с призовым местом на международной олимпиаде по физике, его выгнали за неуспеваемость. Нас выселили из общежития и прямо сказали: «Вам не место в университете. Мы найдем, за что вас отчислить». И действительно начали отчислять по одному. Это было начало 2005 года, я сдал первую сессию и решил не дожидаться, пока меня отчислят и забрал документы.

Как вчерашний студент переехал в Польшу, и чем учеба там отличается от учебы в Беларуси

Весь 2005 год Алексей проработал в Минске: сначала администратором в компьютерном клубе, потом — дизайнером в Arise Games, компании, которую в 2007-м приобрел Wargaming.

— После того, как меня отчислили, моя политическая активность только увеличилась. В университете просто высказывал свое отношение к ситуации в стране, а тогда стал задумываться о более конкретной деятельности, и вступил в Белорусскую социал-демократическую партию («Грамаду»).

Тогда Алексей не думал уехать в Европу — скорее, планировал отправиться в Россию, так как там многое похоже на белорусскую систему образования. Но парню подсказали, что есть возможности учебы в Польше, Эстонии и Голландии.

— На программе Калиновского все было конкретно: условия не самые лучшие, но по крайней мере понятные. Подумал, что польский будет проще выучить, плюс можно было часто домой ездить. Так я оказался в Польше, — поясняет свой выбор физик.

В 2006-м Алексей начал учебу в лицензиате (примерно соответствует понятию «бакалавриат») Вроцлавского университета, где специализировался на теоретической физике.

Главный корпус Вроцлавского университета. Фото: wikimedia.org

— Первое время был просто кошмар! У меня не было практически никакой языковой подготовки. Польская терминология сильно отличается от международной — она сформировалась еще в XIX веке: в ответ на русификацию польское общество придумывало разные виды сопротивления, в числе собственную научную терминологию, — говорит собеседник. — В русском языке все близко к международным обозначениям, многие из которых происходят от латыни, а в польском придумывали свою лексику. Так продолжалось до 20 века. Например, по-английски — «integral» и по-русски — «интеграл», а по-польски будет «całka». По-английски — «differential», по-русски — «дифференциал», а по-польски — «różniczka»

Сначала из-за языкового барьера Алексей не понимал лекции — к тому же перерыв в учебе в полтора года дал о себе знать.

— Причем мне в школе все легко давалось, в БГУ тоже не сказал бы, что была тяжелая программа и экзамены, — добавляет он. — В Беларуси, чтобы сдать экзамены, не обязательно глубоко понимать тему, нужно просто сесть и зазубрить билеты. Бывало, тебе задают наводящие вопросы, помогают его сдать.

В Польше экзамены выглядят так, как будто из тебя хотят выпотрошить все, что ты знаешь. Первые года два большинство экзаменов письменные, позже устные. На устных экзаменах профессор спрашивает абсолютно все, что ты знаешь. Польские профессоры открыто говорят, что экзамен — это не про запоминание, а про понимание. В эпоху интернета все формулы, которые спрашивают на экзаменах в Беларуси, можно просто загуглить — вопрос в том, как их применять. Абсолютно согласен с таким подходом.

Алексей рассказывает, что тех, кто пережил первый курс, могут оставлять «на второй год» по конкретному предмету. Это называется повторением. За него нужно заплатить, но сумма символическая.

Считается абсолютно нормальным, если студент повторяет какие-то предметы. Но бывали и экстремальные случаи, когда некоторые учащиеся не могли закончить лицензиат по десять лет. Поэтому, «чтобы спасти судьбы этих людей», ввели систему ограничений.

— На первом курсе не без трудностей сдал экзамены, но ко второму уже хорошо говорил по-польски. Третий курс прошли гладко. На финальном экзамене в лицензиате получил «отлично». Причем так получилось, что сдавал его два раза — не знал, что нужно было предварительно зарегистрироваться в деканате. Прямо на экзамене заметили, что меня нет в списках, пришлось записываться и в тот же день сдавать еще раз.

Попал в Германию по обмену, а потом на полтора года оставил науку

В 2010-м Алексей поступил в магистратуру Вроцлавского университета, а в следующем году поехал в Германию по программе Европейского союза по обмену студентами и преподавателями Erasmus Socrates, поэтому второй и третий семестр магистратуры учился в Мюнхенском университет имени Людвига и Максимилиана.

Мюнхенский университет имени Людвига и Максимилиана. Фото: wikimedia.org

— У всех студентов в Европе есть возможность поехать по «Эразмусу». Сначала я поехал на один семестр — не был уверен, что будет возможность дальнейшего финансирования, а проживание в Мюнхене было достаточно дорогим. Но мне удалось договориться с профессором Хофманном, и меня на второй семестр взяли тьютором по квантовой механике.

Тьюториум — это занятия, на которых разбирают конкретные задачи. Тьютор показывает студентам, как их решать, потом проверяет эти и другие задания. Так что у меня была польская стипендия плюс оплата за эту работу. Всего вместе мне хватало на жизнь, поэтому остался и на второй семестр и прошел в Мюнхене все необходимые учебные курсы магистратуры.

Через год физику нужно было возвращаться в Польшу, чтобы защитить магистерскую диссертацию. У Алексея был план остаться в Мюнхене, но для этого следовало найти соруководителя во Вроцлаве.

Отыскать его не удалось, слишком уж узкая, «немейнстримовая» тема — частица Хиггса (Алексей хотел заняться частицами еще во время учебы в лицензиате, но, по его словам, то, что у нас называлось физикой частиц, по сути, было ядерной физикой). Но все равно физик благодарен, что его научный руководитель не старался переубедить его заняться чем-то другим, далеким от его интереса.

Также одно время Алексей планировал поступить на PhD-программу (аналог нашей аспирантуры) и продолжать заниматься наукой, однако в Польше такой возможности не было. Учебу в лицензиате и магистратуре финансировал фонд Studium Europy Wschodniej, но получение PhD они не спонсировали, так что нужно было искать другие варианты.

— Оплата за обучение была высокой, а на бесплатное образование могли рассчитывать только поляки, граждане Евросоюза и обладатели карты поляка, — рассказывает собеседник. — Кроме того, я хотел заниматься именно физикой частиц. Так как в то время я не знал, как искать себе стипендию в других странах, то написал несколько писем, но ничего не нашел.

Так что белорусу пришлось сделать перерыв в учебе: полтора года он провел в Москве, работая системным аналитиком в Институте инженерной физики в Москве. Он старался не терять контакты с научным миром, и, в конце концов, ему подвернулся шанс вернуться в ученую среду — его бывший научный руководитель из Вроцлава пригласил его в качестве undergraduate researcher, то есть, научного сотрудника без PhD степени.

Вернувшись в Польшу, Алексей продолжил тему, которой занимался в магистратуре и параллельно искал возможности для изучения физики частиц и получения научной степени. Появилось три варианта — два в Германии (Дортмунд и Карлсруэ) и один в Великобритании (Саутгемптон). Но из-за возможных трудностей с финансированием, визами и будущими командировками ученый остановился на Германии. Выбрал Технологический институт Карлсруэ — старейшее техническое высшее учебное заведение в стране и четвертое в Европе после пражского, парижского и венского технических университетов.

— В этот раз я основательно подошел к делу: заручился поддержкой профессора Нирсте, вместе с которым мы написали научный проект и подавали его в разные фонды, — вспоминает Алексей. — Получить стипендию непросто. Научный руководитель магистерской работы посмеивался над идеей учиться в Западной Европе. А коллеги говорили, что нет смысла пытаться, но все равно поддержали меня. В итоге я получил престижную стипендию от DAAD — Немецкая служба академических обменов.

В чем сложность учебы в Германии в докторантуре, и как проходит защита (бонус — сайты для поиска работы ученым за рубежом)

Один из корпусов факультета физики в Южном кампусе Технологического института Карлсруэ. Фото: из личного архива Алексея Качановича

— Ни разу не пожалел, что приехал в Карлсруэ, — продолжает Алексей. — В этом университете исполнил свою мечту — занимался физикой элементарных частиц. Конкретнее — феноменологией электрослабого взаимодействия и физикой скалярных бозонов.

Нажмите, чтобы узнать больше о частицах, и что за бозон Хиггса

— Если объяснять по-простому, то все частицы можно разделить на три группы, — поясняет физик. — Первая — векторные частицы, они переносят взаимодействие. Например, глюоны, которые являются переносчиками сильного взаимодействия, которое связывает кварки между собой, и фотоны, частицы-переносчики электромагнитного взаимодействия — это и есть векторные частицы. Вторая группа — материя — частицы, которые описываются спинорами и представляют электроны (и лептоны в целом), а также кварки, из которых состоят протоны и нейтроны).

Третья группа — скалярные частицы. Мы знаем только одну такую фундаментальную частицу — это бозон Хиггса. Он был предсказан несколькими группами ученых независимо друг от друга. В одну из них входили Роберт Браут и Франсуа Энглер, во вторую — Джеральд Гуральник, Карл Ричард Хаген и Томас Киббл, в третью — Филип Уоррен Андерсон и Питер Хиггс; к исследованиями присоединился и Герард 'т Хоофт. Самый известный из них — британский физик Питер Хиггс — опубликовал свои предположения в 1960-х. В 2012 году Большой адронный коллайдер собрал достаточную статистику, чтобы можно было уверенно утверждать, что такая частица существует. Мы пытались понять, есть ли еще какие-то скаляры в фундаментальной физике элементарных частиц.

Во время учебы на PhD-программе важно было провести научную работу, которая бы давала новизну и признавалась в научном сообществе.

Кроме работы над диссертацией нужно было постоянно посещать семинары и готовить на них доклады, что необходимо для расширения знаний и обмена опытом (у Алексея было несколько таких семинаров). И, по его словам, университет сотрудничал (и сотрудничает) и с другими научными центрами.

— Например, группа ученых участвует в эксперименте CERN — Европейской организацией по ядерным исследованиям (крупнейшей в мире лабораторией физики высоких энергий) — на компактном мюонном соленоиде (CMS). Это один из двух больших универсальных детекторов элементарных частиц на Большом адронном коллайдере.

По словам Алексея, в Германии с учебой в докторантуре все строго. Фонды дают стипендию на три года, за это время нужно провести исследования и подготовить диссертацию. И не всегда есть возможность продлить сроки.

— Обычно стипендию продлевают максимум на год, потом финансирование прекращается. Ты можешь ходить университет, продолжать заниматься исследованиями, но без стипендии будет очень тяжело, — говорит собеседник. — У меня была программа на три года, однако я продлил срок на пять месяцев. Аргументировал состоянием здоровья. Во время учебы у меня было две достаточно серьезных операции, кроме этого развилась гипертония. Полгода пришлось бороться с немецкой медициной, прежде чем меня начали лечить.

В 2020 году Алексей защитил диссертацию. Сама процедура защиты, по мнению физика, достаточно проста: необходимо написать работу и предоставить ее рецензентам. Один рецензент — научный руководитель, второй — соруководитель (как рассказывает Алексей, они вообще не взаимодействовали с ним на протяжении докторантуры, поэтому один даже забыл, что согласился стать его соруководителем). Еще есть ментор — человек, который выступает в роли судьи в спорных ситуациях. После рецензии все они дают список рекомендаций по исправлению и доработке текста.

— После того, как рецензенты дают добро на защиту, необходимо подготовить презентацию на 25 минут для научного совета факультета — там кроме рецензентов был декан факультета, физик-экспериментатор и ученый, который занимается частицами. После презентации у меня был экзамен. Каждый из пяти человек по 20 минут задавал мне вопросы. Стандартная оценка на защите здесь — это наша четверка по пятибалльной системе. Если претендуешь на максимальный балл, то нужно предупреждать заранее, тогда создают расширенную комиссию, привлекают сторонних рецензентов из других университетов.

Каждый новоиспеченный доктор получает такую шапку от своих коллег. На ней предметы, которые ассоциируются с этим человеком. Фото: из личного архива Алексея Качановича

После защиты Алексей стал postdoctoral researcher (мостдокторантура — это научное исследование, которое выполнят ученый, недавно получивший степень PhD) и продолжил проводить исследования в отделе у профессора, который был его научным руководителем.

— В Карлсруэ есть все необходимое для исследований. За весь лицензионный софт, необходимый для защиты, платит университет, нет проблем с доступом к статьям. Мы подписаны на все профессиональные журналы. Если нет какой-то подписки, то обращаешься к секретарю, и вопрос решается. То же самое с книгами.

Временные помещения для приема экзаменов во время пандемии, которые соответствуют санитарным нормам. Фото: из личного архива Алексея Качановича

Как рассказывает ученый, в сентябре 2021 года у него начинается трехгодичная постдокторантура в столице Хорватии — Загребе. Но в связи с коронавирусом вакансий для ученых очень мало, во многих случаях сократили финансирование и не открывали новые позиции.

Если вы заинтересованы в поиске работы, то можете попробовать специальные ресурсы, например, AcademicJobsOnline и INSPIRE. Там есть разделы с конференциями, вакансиями и приглашениями на работу. Чтобы подать заявку необходимо написать research statement (сводку результатов исследований и предложение о предстоящих исследованиях), резюме и мотивационное письмо. Также подготовить как минимум три рекомендательных письма и затем сделать массовую рассылку.

Как белорусские ученые представлены в физике частиц, и в чем наша проблема

Вид из окна института теоретической физики элементарных частиц, Карлсруэ. Фото: из личного архива Алексея Качановича

Интересуемся, как белорусские ученые представлены в физике частиц, и поддерживает ли Алексей научные контакты с отечественными исследователями.

— Я пытался установить рабочие контакты с белорусскими учеными, но не нашел никого, кто был бы заинтересован в сотрудничестве. Боюсь, что теоретическая физика в Беларуси не на самом высоком уровне. У нас экспериментальная и прикладная наука больше развивается. Те дисциплины, которые как-то представлены, — это даже не ядерная физика, это твердое тело и лазеры. Есть и другие сферы, но далекие от моей специализации.

По моей теме вообще не встречал публикаций белорусских ученых в зарубежных научных журналах. Россияне больше представлены: есть специалисты из Дубны, Новосибирска, Иркутска и Москвы.

Одна из самых больших проблем наших ученых — слабая языковая подготовка. Еще одна проблема в том, что людей не готовят к самостоятельной работе. В Европе человек, который не проявляет инициативу, не закончит учебный процесс в вузе. Просто плыть по течению не получится. Если такие люди есть, то они много лет сидят на одних и тех же курсах.

Когда я учился в БГУ, преподаватели не понимали смысла самостоятельного обучения. По их мнению, это значит: «Делай, как хочешь». В Европе же самостоятельное обучение подразумевает проявление инициативы. А преподаватель помогает не свернуть куда-то не в ту сторону.

Алексей уже успел приспособиться к переездам — новые места его не пугают. Успев пожить в Беларуси, Польше, России и Германии, он считает, что у каждой нации свой менталитет.

— На мой взгляд, у белорусов с немцами больше общего, чем с поляками или россиянами. Например, нас объединяет тяга к чистоте и следованию правилам. Потому что ни в Польше, ни в России правила так скрупулезно не соблюдают. Хотя различия тоже есть. Немцы очень замкнутые и не пускают в свой круг общения. У них практически нет приятельства, только дружба. Пиво они с кем попало пить не ходят.

В Польше же наоборот — очень легко познакомиться с людьми. Две минуты знаешь человека — и он уже тебя называет другом. Но настоящие дружеские отношения завести сложно. Их полякам заменяет семья. У них такие огромные семьи, как в Грузии.

А в Беларуси есть все: и семейные, и приятельские, и дружеские отношения. Я сужу не по всему обществу, а по академическим кругам. Здесь очень серьезно относятся к твоей честности, тебе сразу автоматически доверяют. По умолчанию считается, что ты не обманываешь. Но потерять доверие очень просто. Достаточно сказать, что у тебя торрент не работает, и с тобой люди больше не станут общаться.

У меня была реальная ситуация, когда мне для легальных целей нужен был торрент. Он был заблокирован на уровне провайдера. Я как-то пожаловался на это в разговоре, и обратил внимание, что сразу несколько человек со мной перестали общаться — потому что я ворую программы. Когда в гости приходили знакомые из университета, чтобы посмотреть спортивные программы, сразу интересовались, уверен ли я, что это легальный канал. Потому что с нелегального они смотреть не будут. Для меня это было шоком! Ни в Беларуси, ни в Польше, ни в России такого не было. Сам бы не поверил, если бы не видел собственными глазами.

Внутренний дворик возле главного корпуса Технологического института Карлсруэ. Фото: из личного архива Алексея Качановича

Дворец Карлсруэ — бывшая резиденция маркграфов и великих герцогов Бадена. Дворец был построен в 1715 году маркграфом Карлом III Вильгельмом и прослужил резиденцией до 1918 года. Сейчас в нем находится Музей земли Баден. Фото: из личного архива Алексея Качановича

В прежние годы Алексей старался каждый год приезжать на родину. Но коронавирус поставил на паузу и эти поездки. Спрашиваем у ученого, где он чувствует себя дома: в Беларуси или в Германии?

— На самом деле это больной вопрос. Уже в полной мере не чувствую себя дома в Беларуси. Жизнь в Европе тоже наложила отпечаток на мой менталитет. Привык жить в другом обществе. Но мне много чего не хватает, что было в жизни в Беларуси.

Мне нравится в Германии, но у меня не очень большой круг общения. Возможно, здесь я не завел много знакомых из-за языкового барьера. По-немецки говорю на начальном уровне, оправдываю себя тем, что в университете все на английском. У нас международная команда, знакомые тоже в основном не немцы. Если идем куда-то с немцами, то всегда в компании есть и другие люди, поэтому разговариваем по-английски. В институте больше половины людей — это не немцы. Так что общаемся в основном в научной среде. Да и времени на что-то остается не очень много.

У меня есть ностальгия по тому образу жизни и общению, которые были в Минске. Тогда мне казалось, что моя жизнь скучная и неинтересная, что ничего не происходит. Не ценил того, что имел, хотя у меня были отличные друзья и знакомые, с которыми вместе репетировали, ходили на концерты и тусовки.